Существует множество версий о том, как Раммштайн стал голубым. Но все началось с бутылки. Это точно. Я там был, я это видел, и я этого хотел.
Это случилось, когда мы были в Америке. Не скажу точно, по работе или так. Ехали мы автобусом по какой-то пустыне, по-моему, добирались с юго-запада на северо-восток, это надо спросить у Рихарда, он должен помнить. Ночь, темнота кругом, только свет из автобуса освещает прерию мимоходом. Было очень жарко и все люки были открыты; кто спал, кто смотрел в темноту за окном. Я смотрел как сквозняк шевелит отросшие волосы Флаке и думал о том, сколько сейчас времени дома. Внезапно автобус остановился. Что-то там случилось, то ли бензин кончился, то ли что-то сломалось. Места оказались пустынными, последнюю деревню мы проехали еще четыре часа назад. Так что мы оставили водителя и пошли прогуляться, поискать жилище или поймать попутку. Через 200 метров Тиль решил нам рассказать про кайотов. Стало жутко.
- Может, вернемся, - предложил Флаке. – В автобусе как-то… теплее.
- Тебе холодно? – удивился Тиль.
- Нет, мне страшно.
- Жаль.
- Мне будет жаль, если меня сожрут.
- Нет, тебя не станут, а вот Тиля… - сказал Пауль.
- Тише… Вы видите свет, или меня глючит? Кажется, там дом. Рих, да не крути так башкой, ты все равно не туда смотришь.
Прибавив шагу, мы пошли на свет. Вскоре стало видно, что это не совсем дом, а просто такая плоская крыша на четырех столбах, вроде беседки. Какие-то люди жгли тут костер. Видок у них был… Таких сейчас нигде не встретишь. Ну самые настоящие хиппи. Их было четверо: мужик с кудлатой бородой и густыми бровями, три женщины. Одна – молодая девчонка с кучей браслетов на руках, вторая – лохматая тетка лет сорока, я ее не очень запомнил. Вот третья отличалась пышными формами, и поначалу мы все на нее запали. После пары неловких фраз по-английски я перестал пытаться заговорить на языке аборигенов. Тем более, они не обращали на нас внимания. Они вообще ни на кого не обращали внимания и почти не разговаривали.
Хиппи сидели кружком и играли «в бутылочку». Зрелище было незабываемое. Бутылка сначала остановилась на девушке, потом на тетке. Лахудра равнодушно поцеловала девчонку.
- Офигеть… - не сдержался Оливер.
- А мне тут нравится, - сказал, повернувшись к нам, Пауль.
Лахудра взяла его за руку и потянула в круг. Мы, поняв это как приглашение, расселись рядом. Круг стал заметно больше. Закрутили бутылку. Целоваться выпало девушке и мужику с кудлатой бородой. После второго раза Рихард целовался с пышной красоткой. Делал он это с пристрастием. Потом бутылка остановилась на Флаке. Он потер ручки и крутанул изо всей силы. Тоже, небось, хотел эту бабенцию. Странно, в этот момент я как-то не думал, что вот, нас тут семеро мужиков и всего три женщины. Ночь была волшебная и все мы рассчитывали… Во-о-от дерьмо!
- Шнайдер! – завопил Пауль. – Целуйтесь, голубчики!
Флаке испуганно посмотрел на меня. Я на него. В эти ужасные секунды нам хотелось подскочить и убежать в эту гребаную пустыню, но нужно было взять себя в руки. Просто нам не хотелось пасовать. В конце-то концов, мы и поинтереснее вещи делали. Американцы смотрели с таким видом, будто сомневались в том, что старушка Европа вообще умеет целоваться. Я вздохнул и схватил Флаке в охапку. Он поддался с привычной для него покорностью жертвы. Но Кристиан был далеко не прост. И никогда простым не был. Я почувствовал, как он ощупал своим ртом мои губы, при этом до синяков щипая меня за бок. Я сидел и терпел, оглушенный его экспериментами, и вдруг понял, что жертва тут я. Наконец Флаке оторвался от меня, спокойно поправил, очки и вернулся на прежнее место. Та-а-а-к. На лице Тиля я заметил улыбку.
- Жестко! – съязвил Пауль.
Признаться, еле сдержался, чтобы не врезать ему. Все-таки он был моим другом; и все-таки у меня не было причин для такой реакции.
- Посмотрим, с кем тебе выпадет… - буркнул я.
- Надеюсь, не с тобой.
Когда бутылка указала на Поля, я напрягся. «Чтоб тебе с бородатым…» - пожелал я от всей души. Пауль раскрутил бутылку, пытаясь ненароком задеть ее. Целоваться ему выпало с женщиной.
- Везучий, сукин сын, - устало сказал я.
Мне вдруг все надоело, захотелось вернуться в автобус, заснуть и все забыть. Я уже мало следил за игрой и подумывал, как бы это уйти. Целовались все вяло, не то что мы с Лоренцем, идиоты. Ощущение было, будто меня подставили, или что-то в этом роде. И Флаке сидит довольный, на меня ни разу не взглянул. А вот один момент мне показался не совсем обычным - когда бородатый хиппи целовался с Оливером. Когда пришел их черед, хиппи хищно улыбнулся, и мне стало жалко Олли. Он как-то смутился и очень неловко припал губами к хиппи. Было видно, что это ему впервой. Ведь он не голубой? А тот парень действовал ловко. И мне показалось, что задержался на нашем басисте дольше, чем положено.
Все, приехали. Я, кажется, совсем ничего не понимаю или что-то упустил. Или просто период такой в жизни, возраст. Почему я это так воспринимаю? Вон Рихард, сидит, как будто ничего не произошло. Будто не целовался тут друг его только что. Девице глазки строит, зубы ровные показывает, знает же, что любят его девки. А она уши развесила, сказала, что у него красивая рубашка.
- Да, милая мисс, это от очень, очень фешенебельной скамьи, - сказал он по-английски. (Рихард, конечно же, имел в виду, что вещь из модной лавки). Девица кивнула и протянула ему косячок.
- О, найн, это все в прошлом. И Вам не советую.
Я отвернулся. Оказалось, что исчезли Олли и этот бородатый. Уединились и, надо думать, очень мило беседовали. Откуда-то из темноты донеслись звуки гитары и пение Оливера. Я НИКОГДА не слышал, чтобы Олли пел.
- Смотри, Пауль, она абсолютно оделась! – вокликнул Рихард с другой стороны.
Какой у него все-таки скверный английский.
Теперь я сидел у огня в совершенном одиночестве. Все куда-то разбрелись. Тиль взял себе девчонку. А Пауль с Рихардом - двух женщин. «Групповушники проклятые» - подумал я. А этот – я проводил Тиля взглядом – вообще педофил. Кто бы мог подумать, ведь своих-то детей обожает. А я, значит, педик. Вот такая вот расстановка сил.
- Шнайдер, а я тебя ищу…
Вот черт! Я сделал вид, что оглох и быстро пошел из беседки.
- Слушай, что ты ведешь себя как в попу раненый, - крикнул Флаке мне в спину.
- Ты со мной разговариваешь? – я изобразил на лице удивление.
- Тут больше никого нет, - сказал он, как мне показалось, двусмысленно.
- А что ты хотел?
- Что я хочу? Я хочу, нет, я очень хочу сказать, что твоя игра вдохновляет меня на подвиг.
- Какая игра? - я начинал нервничать.
- Барабанная.
- Знаешь, Лоренц, твоя манера шутить не улыбаясь меня немного напрягает.
Он прислонился к столбу и смотрел на меня. Его глаза странно блестели. Это, наверное, из-за костра.
- Ты прекрасен… ты прекрасен… ты прекрасен…
- Правда?
- Я тебе комплимент говорю, при чем тут правда? Вообще я не это хочу сказать. Я хочу… хочу тебя.
Я не мог понять, серьезно он или нет. В каждой шутке есть доля правды. А вообще странный разговор получался.
- И давно ты меня хо… хочешь?
- Давно. Целый час хочу, я думаю.
Он вдруг вцепился в меня и стал целовать совершенно неистовым образом. Я не оттолкнул его, не сломал ему руку, не двинул ниже пояса. Я сам чертовски его хотел. Со стороны казалось, что мы боремся или хотим друг друга съесть. Никак не ожидал от Флаке столько силы.
- Давай, снимай штаны, - услышал я.
- Прямо здесь? Хорошо.
Я расстегнул брюки, но было почему-то неловко под его слишком серьезным взглядом. Он не шутил и не умничал, он был незнакомый и циничный. Я еще раз искоса взглянул на его возбужденную морду и решил сначала снять рубашку.
- Рубашку можешь не снимать, - сказал он нетерпеливо.
Ах ты ж… Господину-доктору-Флаке достаточно и одной моей задницы, зачем господину доктору моя душа! Ну и хрен с тобой. Я уже и сам порядочно завелся, а тут еще Лоренц прижался ко мне сзади и сцепил пальцы в замок у меня на животе.
- Погоди, погоди, может, отойдем… по… подальше, - от волнения у меня дрожал голос.
- Что? – выдохнул он мне в ухо.
Я потащил его в сторону от костра, во тьму, где никто бы нас не застал. Флаке плелся следом и никак не мог выпустить меня из своих лап. Ему вообще было пофиг, увидят нас или нет. Мы с ним выглядели как подростки, шныряющие по кустам, когда очень хочется, да негде. Мы отошли довольно далеко, но мне казалось, что все же не достаточно.
- Нет, Флаке, еще немного, направо. Подожди, мне кажется, нас видно.
- Я тебя убью! – рыкнул он.
Мы повалились на землю. Он сильно ущипнул меня за бедро. Наверное, он всегда так делает. Я закрыл глаза, закусил губу, испытав сильнейший прилив нежности к Лоренцу, в общем, проделал все то, что делают нормальные люди. Видимо и ненормальные тоже. В области паха завибрировало, а потом и запищало.
- Пошли на *** этих мудаков, - сказал Флаке.
Я достал из кармана мобильник и ответил.
- Да, - хрипло каркнул я. – Нет, мы в гостинице, я спал как раз… ничего… конечно… у вас уже утро? (Флаке толкнул меня в спину, но я сделал знак, чтобы он отвалил) … и я тебя люблю, моя сладкая… и я думаю о тебе… угу… спокойной ночи, то есть удачного дня, - я сделал засос трубке и дал отбой.
Флаке снова придвинулся теснее. Вдруг протяжный гудок разрезал воздух. Где-то в километре от нас сигналил наш автобус. Я сел. Флаке тоже сел и выжидающе посмотрел на меня.
- Пошли, - сказал я, - автобус починили.
Он достал сигарету, долго чиркал зажигалкой, закурил, осветив на секунду свое лицо.
- Урод, - сказал он с ненавистью и застегнулся.

Автобус ехал на северо-восток. Рассветало. Я смотрел в потолок и думал о том, что произошло.
Что произошло с Тилем? Он был задумчив, молчал всю дорогу, хотя я видел, что он не спит.
Что произошло с Рихардом и Паулем? Пауль размахивал руками и о чем-то с ним спорил. Поймав мой взгляд, крикнул через весь салон: «Шнайдер, ты такое пропустил! Надо было тебя взять, да вот Круспе увязался». Я махнул, мол: «да ладно» и подумал: «ты тоже кое-что пропустил».
Я думал о том, что произошло с Оливером. Мы его долго ждали около автобуса, пока он, наконец, не явился, тихий и застенчивый.
Что произошло со мной? Я украдкой посмотрел налево. Лоренц спал, открыв рот.
Чем эта ночь был для каждого из нас? Осчастливила ли кого-то или сделала несчастным? Я не знаю. Но подозреваю, что Олли отлично трахнулся.