В небольшом вестибюле гремела музыка, по головам людей скользило сразу три луча светомузыки, и еще несколько вертящихся под потолком шаров превращали танцы в призрачное нервное дерганье. Одну стену отвели под бар, приволокли стойку, расставили зеркала, перед которыми тянулись ряды бутылок. И сколько бы их не было, их неизменно казалось вдвое больше. Мокрая стойка привлекла только двоих человек.
- Говно этот новый клуб, - безразлично сказал Тиль.
Бармен вымученно улыбнулся, будто бы был в этом виноват.
- Отличный клуб, - смягчая слова друга, ответил Пауль. – Тебе не всё равно?
- Всё. Я просто констатирую. Как бизнес, процветает? Выгодно быть сотым клубом в этом городе? – обратился он к бармену.
Тот не расслышал и снова улыбнулся.
- Не знаешь, что с Рихардом? – спросил Пауль, перекрикивая музыку.
- А что с ним должно быть? Я его месяц не видел… вкусные шпроты…
- Ты вообще на всех начхал, как я посмотрю. Кроме своих шпрот. Не могу дозвониться до него. Шнайдер, я знаю, уехал… э… ну, не важно куда. Оливер в Италии. Круспе – не знаю. Флаке… Вот и Флаке куда-то исчез. Не знаешь, где Флаке?
- Не знаю, - раздраженно ответил Тиль.
- Он на тебя обижен, ты помнишь?
- Ну-ну.
- Ты не прав.
- Слушай, Поль, я пойду, ладно?
- Ты не прав, - повторил Пауль.
Тиль встал со стула.
- Ну, пойдешь, и что будешь делать?
- Ничего не буду. Посплю, поем, схожу в туалет, посмотрю телевизор.
- И я трачу время не на свою жену, а на это животное, - сокрушенно произнес Пауль.
- Я тебя не просил тянуть меня сюда.
- Простите что прерываю вас, - сказал парень, который уже полчаса стоял в отдалении и, наконец, решился подойти.
Тиль выругался.
- Нет-нет, я не буду вам надоедать, просто прочтите это, пожалуйста, - произнес он скороговоркой и подсунул какой-то листок.
Тиль уничтожающе посмотрел на юнца, потом взял листок.
Хм-хм-хм… «Ее убил в седьмом часу…» А вот тут явно под меня косит. Так. Ну, говно, конечно, но местами ничего. Наверное, когда-то я писал так же.
Пауль стоял за спиной Тиля и читал через его плечо.
- Интересно. Сам писал? – спросил он.
Парень, не веря своему счастью, закивал головой. Тиль вернул ему листок.
- Оно может и нормально, но я этим уже объелся. И ничего нового. Тошнит меня от этих стихов. Обратись к критикам, парень.
Тот побледнел, невнятно поблагодарил и ушел. По дороге он несколько раз оглянулся.
- А помягче нельзя было? Не так уж и плохи его стихи, - удивленно сказал Пауль.
- Я и сказал, что нормальные.
- Ты сказал, что тебя от них тошнит.
- Я про стихи вообще.
- И все-таки не нужно было…
Тиль устало пожал плечами.
- Плюнь на него. Он ничего не стоит. Ты думаешь, он разочаровался во мне? Нет. Он разочаровался в себе. Ему стыдно за себя и свою макулатуру. А если это хорошие стихи, тогда почему он не разочаровался во мне? Я бы послал любого, кто назвал бы белое черным, или Брехта - мужиком и бездарностью, или это пойло – настоящим американским мартини, - с этими словами Тиль взял стакан и швырнул его в ряд бутылок за головой бармена. Раздался звон стекла. Пауль застыл как вкопанный. Люди стали оборачиваться, удивленно переговариваясь, бармен испугано искал глазами охрану. Пауль мигом сориентировался, схватил бармена за локоть и повторял: «Я заплачу, я за все заплачу. Мы сейчас просто уйдем и не будем больше ничего крушить. Вот: двести, триста, четыреста, пятьсот…»

- Говорю же, что пойду пешком.
- Ладно, черт с тобой… Послушай… Что-нибудь случилось?
- Нет.
- Зачем ты это сделал?
- Не знаю, - честно признался Тиль.

…играли не синхронно. Правая рука гладила клавиши, заставляя играть их мелодию моря. Левая рука создавала волнующий ритм. Нет, волнующими бывают духи и женщины. В этом ритме не было женщин, он был целомудренным, а не волнующим, он был беспокойным. У Тиля от этого беспокойства заболели внутренности и вспотел лоб. Хотелось слушать это вечно, хотелось оттащить пианиста, чтобы прекратить страдания инструмента. Он толкнул дверь и вышел из магазина на улицу. Кажется, начинался…

…пока открывали дверь. Тиль стирал с лица капли. Часы остановились. За такие деньги, которые он за них отдал, они могли бы и пережить дождь. За дверью показалось бледное лицо его дочери. Неестественно большие глаза.
- Папа, хорошо, что ты зашел.
На руках у нее лежал серый щенок. В прихожей было темно, только где-то в глубине дома горел свет.
- Ты одна? – спросил он, заходя в тепло комнаты.
- Я… Мама сказала, что скоро приедет…
- Опять собаку притащила? Породистая? – он потрепал щенка по круглому боку и тут же отдернул руку. Было что-то странное в этой собаке. Она была…
- Он… странно… дохлый какой-то.
Неле крепко прижала щенка к себе и горько заплакала.
- Ты… выкинь его… не плачь… черт, да не прижимайся ты к нему, - сказал он строго.
Неле перестала плакать и посмотрела на Тиля. Так смотрят на дыру в заборе, с таким же выражением смотрят на то, чего не должно быть. Так он сам смотрел сегодня в баре на молодого поэта. Она открыла одной рукой дверь, мягко толкнула его в грудь, и когда он оказался за порогом…

…опять испортило настроение. Когда он шел сегодня домой, по той части города, где не был, наверное, лет десять. Сырые арки, узкие окна, старые кусты во дворах. Он разучился ходить пешком. И рассматривать людей, а не чувствовать, как рассматривают его. На заднем дворе, за какой-то закусочной, Тиль увидел молодого человека в грязном свитере, который сооружал что-то из ящиков. От вида бродяг Тиль тоже как-то отвык. Последнее время приходилось иметь дело с лощеными банкирами и подобным дерьмом. Заметив мужика, стоящего над душой, парень разогнулся и сунул руки в карманы.
- Ты идиот? – грубо спросил он.
- Почему же сразу «идиот»? Господи, зачем все такие вежливые и добрые!

Дома делать было охренительно нечего. Он сновал по комнатам, включал и выключал PC, спотыкался о груды мусора, валяющегося на полу. Чтобы как-то отвлечься, он стал собирать в мешки все, что попадалось ему под ноги. Засаленные полотенца, грязную посуду, которую он уже месяц собирался помыть. Бутылки, бутылки, бутылки. Пустые, полупустые, полные. На этикетках он смотрел не названия, а крепость. Выбрал одну, где побольше оборотов, остальные сгреб в мешок. Потом открыл окно и с большим удовольствием вдохнул свежий воздух. Спокойствие к нему так и не приходило. В голове вертелись обрывки разговоров. Вчерашних? Позавчерашних? Ах нет, это ведь было утром. Два раза звонил телефон, но ему было лень…

… включил душ и сел на дно кабины. Вода чувствительно лупила по шее, ее шум приятно напоминал дождь. Тиль закрыл глаза и попытался представить накатывающую мелодию, которую он сегодня слышал, и плачущую Неле, и он готов был ощутить светлую грусть, хотел этого всем сердцем, но ничего не получилось.
В дверь звонили долго и настойчиво. Он пошел открывать. Прямо с порога на него набросился Пауль:
- Ты почему трубку не берешь? Не понимаю, зачем тебе телефон вообще!
- А может я спал? – буркнул Тиль.
- С кем? Кому ты нужен? Одевайся и пошли с нами. Будем работать. Ребят уже вызвали из отпуска.
Теперь Тиль заметил за спиной Пауля Флаке. Он стоял на лестнице и нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Почему-то Тиль его узнал не сразу.
- Флаке, - вяло пробормотал он.
- Меня зовут Кристиан. Флаке я для друзей.
- Понятно.
- Ну, ты идешь?! – крикнул Пауль.
- Нет, - ответил Тиль и захлопнул дверь у него перед носом. Голый, он прошел на кухню и открыл ящик. Кроме консервов там ничего не было. Тиль взял банку со шпротами. Ни одной мысли не было в голове, ни одного желания. Автоматически Тиль выдвигал и задвигал ящики в поисках консервного ножа. Невероятное счастье охватило его совершенно внезапно. Он выбежал в прихожую и в волнении распахнул дверь. На площадке сидел Пауль и понимающе ухмылялся…