Предуреждения: насильственная смерть. *** Наш удел делать из глупости – сумасшествие, из сумасшествия - горечь, а из горечи – любовь. *** - Да что ты можешь то? Понимаешь ты, их НЕ остановить!! Я орал, как взбешенный. С чего я завелся из-за пары журналистов, сфотографировавших меня и Круспе, выходящих из одного номера гостиницы? Хотя, нет, нас. Нас. Как гадко и мерзко заалеет, наверное, это слово на таблоидах завтрашних газет. Мне стало до того противно, что меня чуть не вырвало. - Хватит. Пошел от сюда. – сказал Рихард, отмахиваясь рукой. - Сука, - бросил он напоследок, когда я закрывал дверь. *** Я спускаю в раковину воду, и она льется с непомерно отвратительным звуком; такие моменты в жизни бывают только тогда, когда ты раздражен до предела, но раздражен тихо и внутри себя – ты не можешь выплеснуть это, ты не можешь даже разрыдаться, слезами, горячими и долгими, а ты просто тихо терпишь, пока не утопишь это на дне стакана. Какое-то необъяснимое раздражение, хотя почему же необъяснимое, спрашиваю я свое отражение вслух. Вчера, ровно в двенадцать, я и Круспе выползли из номера, желая спуститься в бар. - Суки!! ВАЛИТЕ ОТ СЮДА!!! Ор заглушает все, даже закладывает уши; испуганные, по настоящему испуганные журналисты и фанатки разбегаются кто куда. Мы шествуем дальше, и Круспе трясет меня за плечо. - Ты с ума сошел? Скотина, Шнайдер, нас могли…твою мать… - стонет он, да не очень то я верю этим показным стенаниям. Как он извивался, когда буквально полчаса назад я трахал его в темной комнате – с этим не сравнится. На самом деле Рихарду это даже нравится. *** Я возвращаюсь в номер под утро, в то время, когда можно включить свет, а можно все так и оставить, и наслаждаться моментами ностальгии, когда мы встречали рассвет на квартире Рихарда в Нью-Йорке. Но мне сейчас не до сентиментальности. Я в стельку пьян. Я пьян в задницу. Я один, и я ужасно хочу…. Спать. Спать – возникает в моем мозгу шаблонная ассоциация. Тем не менее, я не могу заснуть, покуда утром меня не будят на репетицию от какой-то полудремоты-полуреальности… *** - Пустяк, я сейчас усну. - Шепчу я, зарываясь в одеяло, и накрывая голову подушкой; тело знобит, а голове, наоборот, жарко. Я невыносимо долго ворочаюсь, прежде чем понимаю, что не могу уснуть снова. Сон не приходит и после двух таблеток снотворного, взятого у Тилля, и после Поцелуя Рихарда, и после всех способов, перепробованных, мне известных – все без результата, я не сплю. *** - …Скажите пожалуйста…. - …Рихард, а правда, что вы и Кристоф Шнайдер действительно гомосексуалисты?... - …Рихард, подскажите, когда вы последний раз встречались… - …Рихард, а правда, что вы взаимно влюблены… Он тупо и машинально показывает им fuck, а они бегут за ним до самой машины, провожая вспышками фотоаппаратов и возгласами. Он их посылает, а они, как ничтожные любовники, готовы все прощать. Да, так и надо. Я задергиваю жалюзи, и ложусь на диван. Я закрываю глаза, однако, я не могу спать. *** Дело принимает тревожные обороты, когда нас застают в машине – мы просто сидим, о нет, не подумайте ничего отвратительного. Мы сидим в ней, не решаясь прикоснуться к друг к другу, так как только что поссорились. И толпа журналистов, а заодно фанаток, подбегает к нам, оккупируя обе двери. Я переглядываюсь с ним, и выхожу на улицу. - Шнайдер, нет, - говорит он, и голос ломается, потому что ему страшно. Я выхватываю камеру у первого попавшегося фотографа и швыряю ее в самую, как мне показалось, худенькую и маленькую фанатку. Громоздкая камера с неприятным чавкающим звуком распарывает ее голый, по-летнему открытый маленький плоский животик, и все вокруг орошается ее алой кровью. Она молчит и зажимает рану, и смотрит на меня, преданными и испуганными глазам, и я понимаю, что она наверняка хотела бы за меня замуж. *** Дело заведено, и мне два раза проходила повестка, но хуже то, что ОНИ узнали мой новый адрес. Это невозможно терпеть, эти проклятые журналюги возбуждают мое сознание какой-то нестерпимо жадной потребностью крови. Но менеджеры и продюсер сказали, что уволят меня из группы, если я еще хоть раз переговорю с журналистами. Я подбавил им работы своей неординарной выходкой на презентации диска. Выхватил блокнотик какой-то девчонки и зашвырнул его в небеса лишь из-за того, что она поднесла его слишком близко к моему лицу. - К психиатру сходи, псих бешеный, - замечает Тилль вполголоса, пока мы с ним *серьезно* разговариваем у меня в номере. - Тилль, - я плачу несколько раз в день, но все равно сейчас не могу сдержать этих горячих слез. – Тилль, я не могу спать. - Что ты принимаешь? – равнодушно спрашивает он, и я вижу в его глазах тень той уловки, с помощью которых ловишь наркоманов. - Ничего, - отвечаю я рассеянно, пожимая плечами и мотая головой. На самой деле я давно сижу на амфитаминах и коксе. Привычка стала жизнью, вжалась в характер и теперь застыла тягучей вязкой смесью где-то в темном уголке души. Я боюсь показывать хоть кому-нибудь, что слаб и беспомощен, но когда я падаю на репетиции на пол, меня решают отвезти в больницу. В жалкой и стерильной больнице Парижа мне так хочется домой. Якоб возвещает мне что я уволен до тех пор, пока не пройду терапию, ну а говорю ему, что шел бы он. *** Белый потолок нестерпимо давит на глаза, я пытаюсь заменить его черным, но ничего не выходит. Белый – это цвет сумасшествия. В конце концов, заснуть мне не удается, и я ломаюсь, пытаясь лежать спокойно. В конце концов и тянусь к пижамным штанам, и с остервенением дрочу, желая не покрасоваться перед включенной камерой, а всего лишь разрядится и уснуть. Мои безутешные страдания приводят меня к больной голове и спазмах в желудке. Я выплевываю на пол остатки ужина, и откидываюсь на кровать. *** - Прости меня, - шепчу я Ему, шепчу Рихарду, шепчу Тилю, который был моим хорошим другом, простите ребята, прости мама, и сестренки, простите фанаты, в особенности те девочки, простите меня все. Я смиряюсь с отсутствием спокойствия в крови, с передозировкой нервности в кончиках пальцев и со средним содержанием ума в голове. Простите, но я сдаюсь.
Благодарю за вдохновение господина Г.Г. Маркеса(хотя он это врядли увидит, но все же...)Маэстро, вы велеколепен. А так же свои собственные бессоницы. А и еще, Шнайдера - ведь самые извращенные идеи фанфиков приходят в голову только с помощью его образа. Автор: alma
