Когда я смотрю на снег, он отражается от света, слепит глаза. Я прищуриваюсь и закрываю лицо ладонями, но продолжаю стоять у окна.
Сегодня плохой день. Сегодня больше отравы в воздухе - тяжелее дышать; утром у меня болела грудь и виски, я разлил коньяк по белому ковру в спальне моей благоверной.
А еще: сегодня тот день, когда ты перестал быть моим любовником.
Я люблю тебя, люблю, и могу до бесконечности говорить это слово, в принципе, пустое, да, но я вкладываю в него смысл. Ведь это стереотип. Люблю – сказал, и ты снова таешь от теплых пальцев и ровно очерченных губ.
Когда в тот же день, только ровно год назад, ты лежал на потертой софе в темном и холодном как могила номере, а я стоял перед тобой на коленях, чувствуя дрожь от бесцветного ветра, я подумать не мог, что ты предложишь мне в конце нашего кокаинового разговора. «У меня депрессия, нервно-психическое расстройство». Я помню, у меня такое было в школе, когда я вылетел из восьмого класса. Было дерьмово, Шнайдер. Но ты же не школьник.
Стоя перед тобой на коленях, я слушал твои рассказы, и представлял, что мы с тобой еще как-нибудь все исправим или подлатаем, сможем жить так дальше, сможем жить друг без друга, сможем терпеть. Ты-то конечно смог.
И сейчас, стоя в полуосвещенной сизой комнате, в своей квартире на семнадцатом этаже, я думаю о тебе, все еще думаю и вспоминаю тебя, хотя точно знаю, что делать этого не нужно. Жизнь пуста, как тарелка из под пудинга с вишневым джемом, вылизанная до чиста. Просто не нужно было есть все сразу, нужно ждать, а ждать я не умею.
Так что оставим это. Мне не вернуть прошлого, не заставить часы пойти обратно, я не чертово чудо. Я просто твой бывший любовник. Я просто часть твоего вишневого пудинга.